Самое раннее упоминание будущей столицы России содержится в Ипатьевской летописи. 4 апреля 1147 г. здесь, в небольшом пограничном пункте на рубеже Ростово-Суздальского и Черниговского княжества, состоялась встреча между суздальским князем Юрием Владимировичем Долгоруким и новгород-северским князем Святославом Ольговичем. «Прииде ко мне, брате, в Московь», — с такими словами обратился Юрий к своему союзнику.

Скупые строки летописца ничего не говорят о том, что представляла собой Москва в то время — была ли она тогда уже небольшим городком, или была простым сельским поселением? С определённой долей уверенности можно полагать, что к тому времени Москва представляла собой довольно значительную усадьбу. Об этом свидетельствует то, что здесь должны были достаточно долгое время стоять княжеские дружинники, а «обедъ силен», устроенный Юрием Долгоруким своему гостю, был бы невозможен без наличия многочисленных хозяйственных служб. Была ли данная усадьба владением непосредственно самого князя, или же кого-то из его бояр?

Дать ответ на этот вопрос позволяет одно наблюдение. В северо-восточной Руси было немало городов, названых именами князей (Ярославль, Дмитров, Владимир, Юрьев и т.д); между тем, название, под которым впервые фиксируется будущая русская столица, совпадает с названием реки, на которой она находится, а не произошло от какого-либо княжеского имени. Отсюда можно сделать вывод о том, что поселение на Москве-реке не было основано кем-то из князей, а изначально являлось частным владением.

Об этом уже свидетельствует и дошедшие до нас в записях XVII в. повести о начале Москвы, рассказывающие о её легендарном первом владельце, боярине Степане Ивановиче Кучке и принадлежавших ему «сёлах красных», лежавших по течению Москвы-реки. Предание рассказывает о том, что однажды князь Юрий Долгорукий отправился из Киева во Владимир к своему сыну Андрею Боголюбскому. По дороге он остановился во владениях боярина, но торжественный приём, который ему оказал Кучка, привёл к печальным последствиям.

Для своего времени боярин был очень богатым человеком, гордился своим богатством и знатностью, считая себя равным по положению князю, а по богатству даже превосходившим его. Во время пира боярин завёл с князем разговор о своём состоянии. Он начал хвалиться своими богатствами — сравнивая их размеры с тем, чем владел Юрий. Это очень не понравилось князю. Как говорит предание, Той же Кучка возгордевься зело и не почте великого князя подобающею честию, яко же довлеет великим княземь, но и поносит ему к тому жь. Рассерженный похвальбой боярина, Юрий Долгорукий велел схватить Кучку и убить его. Оставшихся после смерти отца двух малолетних сыновей Кучки Юрий пощадил и отправил к своему сыну Андрею во Владимир.

Так ли это было или по иному, судить по прошествии столетий трудно. Летописи ничего не знают о боярине Кучке, но его сыновья «Кучковичи» — лица исторические. Они служат боярами у сына Юрия Долгорукого — Андрея Боголюбского и упоминаются на страницах летописи под 1174 г.
Имя Кучки осталось не только в легенде, но и в названиях местностей. Ещё в XIV веке один из районов современной столицы между нынешними Лубянской площадью и Сретенскими воротами именовался Кучковым полем.

Но самым важным для нас представляется то, что Москва имела и второе название — Кучково. Описывая события того времени, летописец записал Идоша с нимь до Кучкова, рекше до Москвы. Интересно отметить, что то же название «Кучково» — встречается и в одной из Новгородских берестяных грамот, найденной во время археологических раскопок в Новгороде в 1991 г. и относящейся к тому же XII столетию. Таким образом, «сёла красные» боярина Кучки — это историческая реальность.

Москва ХII век

Занимая чрезвычайно выгодное географическое положение, Москва не могла оставаться простым сельским поселением. Именно через неё шёл важнейший путь из Киева во Владимир и поэтому неудивительно, что уже через несколько лет после первого упоминания здесь возникает крепость. Под 1156 г. Тверская летопись пометила известие: Князь великий Юрий Володимирович заложи град Москву на устниже Неглинны, выше реки Аузы. Начиная с этого года после строительства деревянной крепости на Боровицком холме на левом берегу Москвы-реки, можно говорить о Москве как о городе.

Археологические изыскания дают некоторые представления о размерах Москвы этого периода. Посад спускался с Боровицкого холма на низменный Подол, где в ту пору уже очертились контуры улицы с её городскими дворами. Эта улица тянулась к востоку примерно до того места, где ныне расположена Соборная площадь. По соседству с поселением располагалась небольшая крепость, заложенная Юрием Долгоруким. При строительстве в Кремле, на месте современного Большого Кремлёвского дворца, были обнаружены остатки древнего рва, отделявшего территорию мыса Боровицкого холма.

Таким образом, видим, что кремлёвская крепость имела крайне небольшие размеры, располагаясь между речкой Неглинной и зданием современной Оружейной палаты и занимая территорию всего около 1,5 гектар. Само же поселение времён Юрия Долгорукого охватывало территорию примерно в 6 раз большую.

На протяжении первых десятилетий своего существования город становился важной пограничной крепостью на рубежах Северо-Восточной Руси и входил в состав Великого Владимирского княжения. После Юрия Долгорукого Москвой последовательно владели его сыновья Андрей Юрьевич Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо.

Что представляла собой Москва в этот период? Для выяснения данного вопроса наибольший интерес представляют летописные известия, относящиеся к 70-м годам XII в. и связанные с описанием княжеских междоусобиц. Под 1175 г. летописец записал: «Москьвляни же, слышавше, оже идеть на не Ярополкь, и взратившися вспять, блюдуче домовь своихь». Под следующим годом составитель летописи упоминает «город весь и сёла».

Эти отрывочные свидетельства летописи со всей очевидностью говорят о том, что к тому времени Москва уже являлась достаточно крупным городом, имеющим свою округу с пригородными сёлами, а сами москвичи составляли самостоятельный отряд во владимирской дружине. Руководить им должен был отдельный воевода. Таким образом, видим что уже через несколько десятилетий после своего первого упоминания Москва, является административным центром судя по всему, волости.
Несмотря на то что Москва находилась всего в 200 километрах от столицы Владимирского княжества, наиболее короткая дорога к ней от Владимира возможно была лишь зимой, по льду замёрзшей Клязьмы.

В другое время к ней добирались окольным путём, делая весьма значительный крюк к северу — через Ростов и далее на Переславль Залесский. Прямая дорога была невозможна из за огромных «ещё первобытных» лесов, самым известным из которых являлся Шеренский лес к востоку от Москвы, получивший своё название по притоку реки Клязьмы — реке Шерне. В этих лесных чащах нетрудно было заблудится даже с проводником — в этом плане особенно показателен случай, приводимый летописцем под 1175 г., когда в здешних местах разминулись между собой две княжеские рати — одна вышла из Москвы, а другая из Владимира. Лишь только через три с лишним века, на рубеже XV—XVI столетий эти прежде непроходимые места пересекла проезжая дорога — «Владимирка».

Определённая обособленность Москвы сыграла в истории города двоякую роль. С одной стороны, удалённость Москвы от центра княжества приводила к тому, что именно тут оседала основная масса переселенцев из районов южной Киевской Руси, раздираемой княжескими междоусобицами и набегами половцев. Прибывшее население массами оседало на пустующих землях по стыкам Ростово-Суздальской земли с Новгородской республикой, Смоленским, Черниговским и Рязанским княжествами. И хотя у нас нет прямых летописных указаний на эти демографические процессах — летописца мало интересовала хозяйственная и экономическая жизнь страны, мы всё же имеем уникальную возможность показать, что данные явления носили самый широкий характер.

Историки, начиная ещё с В. Н. Татищева, обратили внимание на то, что целый ряд городов и поселений Северо-Восточной Руси носит те же названия что и города Южной Руси. Наиболее показательным в данном случае является пример с «тремя Переяславлями» — южным и двумя северными — Залесским и Рязанским, стоящими на реках с одинаковыми названиями Трубеж. Это объясняется просто — переселенцы называли вновь возведённые города и природные объекты привычными им названиями. Любопытно, что наибольший сгусток этих топонимов приходится именно на территорию современного Подмосковья.

Москва ХII век

Более точные сведения о том, что Москва являлась центром отдельной волости мы находим в летописях начала XIII века, когда город становится местом сбора для войск Владимирских князей. В 1207 году., собираясь идти походом против черниговских князей, Всеволод Большое гнездо призвал на помощь старшего сына Константина, который вместе с новгородским войском должен был ждать отца в Москве.

Сюда же должны были подойти и рязанские князья. Однако они изменили Всеволоду, составив против него заговор. Узнав о действиях рязанцев, владимирский князь вторгся в пределы рязанской земли и разорил её. В 1209 г. рязанские князья в отместку вторглись во владения Всеволода: «Начаста воевати волость Всеволожю великого князя около Москвы» — Здесь наше внимание привлекает термин «волость», который используется для обозначений владений Владимирского князя.

Вся территория, находившаяся под власть князя, именовалась его волостью. Но этим же словом можно было, обозначить и отдельную часть княжества. Именно в этом значении и говорится о московской волости Всеволода в известии Лаврентьевской летописи под 1209 г. ru.wikipedia.org