В городе Дарем находятся кафедральный собор и замок, которые были включены в список мирового наследия ЮНЕСКО в 1986 году. Строительство Даремского замка началось в 1072 году по приказу Вильгельма Завоевателя. С 11-го века замок был резиденцией архиепископов, назначаемых Британской Короной. Он служил для защиты границы с Шотландией. В 1837 году последний архиепископ Ван Милдерт помог основать Даремский университет и пожертвовал ему свой замок. В замке до сих пор живут студенты Университетского Колледжа, старейшего из 14 университетских коллеждей. Рядом с замком находится Даремский кафедральный собор Христа и Святой Девы Марии, лучший образец норманнской архитектуры в Англии.

Сердце Дарема зажато в стальном обруче реки Веа. На высоком, заросшем деревьями и плющом холме Вильгельм Завоеватель распорядился поставить замок: слишком уж близок город к неспокойной шотландской границе. Пару десятков миль - и уже покажется Адрианов вал, ненадежная защита от скоттов. Поэтому даремские епископы издревле были полноправными наместниками короны, попеременно то молясь, то сражаясь. А еще они строили и перестраивали собор и замок, грозно нависающий над рыночной площадью с ратушей и прочими городскими вольностями.

Собор начали строить в конце XI века, и он считается прекраснейшим на свете образцом романской архитектуры. И не зря: огромные колонны, резные арки, правильными волнами чередующиеся окна… Величественная, спокойная мощь древнего оплота веры. На скорый приход сложной, утонченной готики намекают только крестовые своды да ехидные морды неизвестных животных на уровне второго ряда окон; но до этого еще далеко, еще царит безраздельно добротная круглая арка, отделанная резьбой «собачий зуб», и отдается эхом в дальних закоулках нефа строгий григорианский хорал…

Сила стен логично сочетается с духовной мощью. В дальней часовне Девы, ярко расписанной священными образами, лежит Беда Достопочтенный, создавший в здешнем скриптории свою «Историю англов». А на другом конце храма, с видом на коронную часовню Девяти алтарей, покоится святой Кутберт, епископ Святого Острова – Линдисфарне, отшельник, предпочитавший шумным монастырским покоям резкий северный ветер архипелага Фарне и далекое фырканье китов. Он и вообще не любил незваных гостей. В Дареме любят со вкусом пересказывать историю о том, как гордый Вильгельм Завоеватель вскрыл гробницу нелюдимого святого. Что он увидел – не знает никто, но известно доподлинно, что он стрелой вылетел из храма, бешеным галопом пролетел двадцать миль от Дарема и успокоился только тогда, когда под ним пала лошадь.

При соборе есть клуатр с пристроенными к нему общей спальней на сто монахов (сохранился дубовый свод, лежащий на двадцати длиннейших корявых стволах), библиотекой и сокровищницей. Начинается сокровищница скромно – оригиналом соборного дверного кольца XII века, за которое, как за последнюю надежду, хватались ищущие убежища преступники. А дальше, по мере того, как углубляешься в темную залу, открываются все новые чудеса: бенедиктинское правило двенадцатого века; полустертые печати эпохи Рыжего; тончайшие англосаксонские вышивки, заказанные для тогдашнего храма в восьмом веке матерью будущего короля Ательстана; северные рукописи, современницы Линдисфарнского Евангелия; и наконец, когда уже кажется, что ничего более древнего быть не может, появляются реликвии святого Кутберта: наперсный крест с эмалью, византийский шелковый покров с истертыми львами и птицами, и самый первый, конца седьмого века, саркофаг темного дерева с грубо вырезанными, почти нацарапанными святыми и ангелами, имена которых написаны попеременно то латынью, то руническим загадочным письмом.

А напротив собора стоит замок, перестроенный в епископский дворец, а еще позже ставший крышей для молодого, основанного в начале девятнадцатого века, Даремского университета. Здание дворца воистину постройки изумительной. Века и стили перетекают друг в друга, сплетаясь в запутанный и загадочный узор. В кухне пятнадцатого века до сих пор кипит работа. Большой зал, украшенный портретами отцов-основателей, служит столовой. По черной дубовой лестнице семнадцатого века можно попасть в часовню, и наконец-то не только потрогать, но и посидеть на старинной резьбе хоров. Галереи с неровными полами, провисающие над пустотой пролеты лестниц, потрясающей красоты арки двенадцатого века – и все это великолепие стоит на песке, так что в древнюю кладку всунут кусок стекла: если оно треснет, то станет ясно, что замок намерен сползти в реку. Это древнее устройство дублирует лазерный контроллер, но обитатели замка уверяют, что последнему доверия гораздо меньше.

На стене в одном из залов висит огромный звукоотражатель из собора, который веке так в девятнадцатом переквалифицировался на время в епископский кофейный столик. А большой зал двенадцатого века, за ненадобностью перестроенный незадолго до гражданской войны в частные покои, теперь стал общежитием, и одна из студенческих комнат расположена в личной часовне епископа.

В коридоре, смотрящем на центральную клумбу замкового двора, стоит мощный дубовый стол пятнадцатого века, который в 60х годах изгнала из кухни санинспекция. Тащила его наверх вся университетская команда регбистов с запасными, и я им не завидую: стол не меньше четырех метров в длину. Так он там и останется на веки вечные, ибо ветшающая лестница уже не выдержит его тяжести… Впрочем, стол обитателям общежития пришелся по нраву и добровольно они с ним не расстанутся: куда же тогда ставить телевизор и гладильную доску? А внизу, если спуститься по винтовой башенной лестнице, еще одно чудо: часовня, ровесница собора, с колоннами из местного муарового камня и резными капителями: где охота на оленя, где змея, где лев, а где и ехидная ухмыляющаяся рожа.

В Дареме время течет своими путями, оставляя на каждом шагу приметы древности, исподволь вбирая черты настоящего. В зарослях у реки стоит мельница, ставшая домом для археологического музея. Другой музей – в старинной церкви. На рыночной площади, где так по-прежнему и торгуют чем попало – от клубники до подержанных сидюков, стоит еще одна церковь, с противоположной стороны резко обрывающаяся крепостной стеной. Фонари, неровная брусчатка извилистых улиц, древние пролеты мостов над Веа. Как будто ничего и не меняется в этом северном городе на высоком уступе над рекой, древнем оплоте, Дуэн Хольме.